Смешенье - Страница 138

138

Совесть не позволила бы Элизе сказать, что день прошёл замечательно. На кораблях, рассеянных в море, были люди; каждое облако порохового дыма означало, что металлические шары, пролетев по воздуху, отрывают ноги и уносят жизни. Тем не менее, ни один корабль не утонул, вторжение сорвалось, и Элизин план тикал, как часы.

Потом ветер улёгся, и дымка, висевшая над морем весь день, сгустилась в туман. Он спустился, словно бархатный занавес после первого акта оперы, что само по себе было даже неплохо; только занавес застрял, и второго, третьего, четвёртого и пятого актов не последовало – лишь бесконечный спорадический шум, с которым два флота дрейфовали, паля по призракам. До конца 29-го числа туман, 30-го – туман, 31-го – туман, 1-го июня – туман! Время от времени отчаянные смельчаки добирались до Шербура на шлюпках и сообщали новости. Так, например, стало известно, что на исходе второго дня несколько английских кораблей, дрейфуя в тумане, случайно сцепились с несколькими французскими (на якорях); сражение продолжалось, пока их не разделило отливом. Но по большей части ничего не происходило. В первый день Элиза жалела, что весь Версаль не наблюдает за схваткой флагманов; теперь она ежечасно благодарила Провидение, что никого из придворных не случилось рядом, чтобы видеть – и даже хуже, не видеть – этого позорного фарса. Она не завидовала Этьенну и Поншартрену, которым вскорости вновь предстояло просить у короля денег на флот. Она не знала, что скажет неизменно учтивый король, но догадывалась, что он подумает: «Зачем мне скрести по сусекам казначейства – чтобы ещё больше деревянных корыт сталкивалось между собой в тумане?»

Элиза почти отчаялась осуществить свой план, когда вчера вечером сквозь туман проглянуло солнце.

– Если завтра я снова его увижу, – сказала она, – то надежда есть; если не увижу, значит, двухмесячные труды пошли прахом, и придётся всё начинать заново.

С первым светом она уже вглядывалась в горизонт, почти надеясь увидеть лишь плотное марево: если бы план окончательно рухнул, всё значительно упростилось бы. Однако увидела она солнечный диск, чёткий и почти такой же яркий, как медная монета в золе.

Элиза закрыла глаза, призвала дьявола и Отца Небесного в одной фразе на случай, если кто-нибудь из них слушает, и закрыла ставни на трёх окнах каюты, оставив все прочие открытыми. Шёл прилив, золочёная корма «Метеора» была обращена к городу. Наблюдатели должны были увидеть сигнал.

Элиза начала складывать в сумку вещи: прежде всего пять переводных векселей в кожаном водонепроницаемом бумажнике. Одеяло. Платки. Гребень, шпильки, заколки и ленты, чтобы убирать волосы. Серебряные монеты, по большей части разбитые на осьмушки пиастры, которые явно произведут впечатление на англичан.

Крыши Шербура горели, словно и не от солнца, а от внутреннего жара, как вынутое из горна железо. Вдалеке громыхнуло раз, другой, потом рассыпалось мелкой дробью.

В каюту постучали, и Элиза едва не выпрыгнула из кожи: ей подумалось, что в «Метеор» угодила шальная картечь. Она бросила сумку на пол и ногой затолкала её под койку, потом подошла к двери и отодвинула щеколду. За дверью стояла Бригитта, Элизина камеристка.

– К вам мсье д'Аскот, сударыня.

– Немного рановато.

– Тем не менее, он здесь.

– Пусть подождёт несколько минут, пока я приведу себя в порядок.

– Вам помочь?

– Нет, поскольку на самом деле я не собираюсь приводить себя в порядок. Я заставлю его ждать, потому что могу, потому что это уместно и потому что он заслужил наказания чересчур ранним приходом.

– Простите, мадам, что тревожу вас сегодня утром, – сказал Уильям, виконт Аскот, по-французски с такими интонациями, будто репетировал фразу всё время ожидания. Элиза предложила бы ему перейти на английский, но подумала, что он оскорбится. – Мне поручили сообщать вам обо всех новостях касательно высадки.

Это означало несколько вещей. Во-первых, несмотря на приезд Якова Стюарта, всем по-прежнему командует какой-то толковый офицер, который следит, чтобы сведения передавались вовремя. Во-вторых, этот Аскот, вероятно, один из агентов, которых предполагалось отправить с векселями в Англию. В-третьих, никто никуда не отправится: если бы Аскот и другие четыре агента должны были отплыть сегодня, они бы явились на рассвете и сейчас уже преодолевали бы Ла-Манш на разных кораблях, каждый со своим векселем в нагрудном кармане.

– Время поджимает, мсье, – заметила Элиза. – Векселя следует предъявить в Лондоне через три дня. Их надо отправить сегодня утром, иначе я с тем же успехом могу их порвать.

– Да, мадам, – сказал Аскот, – король и совет в курсе.

Он имел в виду Якова Стюарта и его камарилью. Чтобы подчеркнуть свою мысль, маркиз поглядел в окно на Шербур. Где-то в городе на высокой колокольне должны были стоять сигнальщики, готовые поднять флажки, как только прибудут вести из ставки в Ла-Уг.

– Туман рассеивается! – воскликнул он. – Сейчас, прогуливаясь по палубе, я мог видеть на две мили в Ла-Манш.

– И что же вы увидели, мсье?

– Приближаются шлюпки, мадам.

– Под парусом или…

– Нет, мадам, ветра ещё не было. Это баркасы, и моряки изо всех сил налегают на вёсла. Часть шлюпок буксирует повреждённый корабль – большой.

– Как, по-вашему, это «Солей Рояль»?

– Возможно, мадам. Либо… – Аскот улыбнулся, – это то, что осталось от «Британии».

Элиза почувствовала резкую неприязнь к Аскоту. Типичный англичанин, несмотря ни на что – говорит то, что ей, по его мнению, приятно будет услышать. Целую минуту она молчала от отчаяния, так что Аскот успел сказать:

138