– Неужто?
– Ну разумеется! Мне сообщили, что для Дома Хакльгебера наступили трудные времена. Лотар фон Хакльгебер, по слухам, человек мстительный и беспринципный. Первой моей мыслью было, что он попытается спасти свою репутацию, замарав мою, что было бы крайне несправедливо, учитывая, что он вступил в сделку по своей воле, на собственных условиях, прекрасно осознавая риск. Как бы то ни было, суть в том, что я здесь, в Лондоне, одна, беззащитная, не имеющая другого достояния, кроме титула герцогини Йглмской, дарованного мне королём Вильгельмом.
– Мы прекрасно знаем ваши титулы, сударыня, – и английский, и французский, а равно и то, за что вы их получили.
– И я здесь, чтобы предложить решение.
– И что же вы предлагаете?
– Причина, по которой требовалось серебро, отпала. Однако векселя предъявлены, приняты и для сохранения репутации Дома Хакльгебера должны быть оплачены в Лондоне до исхода сегодняшнего дня. Я предлагаю изменить условия оплаты. Франция больше не нуждается в этом серебре, но ей постоянно нужен лес – сейчас более чем когда-либо, поскольку немалая часть её флота сожжена у Шербура и Ла-Уг. Она закупает лес через «Компани дю Норд», ведущей дела через торговцев-гугенотов на севере. Эти торговые дома имеют представительства в нескольких шагах отсюда. По дороге к вам я случайно встретила мсье Дюрана, здешнего агента одной из таких фирм. Я прихватила его с собой. – Элиза помахала рукою в окно. Тут же дверь отворилась, и всё оставшееся место в Доме Золотого Меркурия занял носатый седой господин без парика. – Позвольте представить мсье Дюрана из фирмы «Дюран и сыновья», действующей в Лондоне, Стокгольме, Ростоке и Риге, – сказала Элиза. – Я поведала ему о случившемся – хотя большую часть он, как и все на Эксчендж-элли, уже знал. Мсье Дюран весьма красноречиво меня уверил, что питает к Дому Хакльгебера глубочайшее уважение, которое не поколеблет один несчастливый случай пиратства. Посему он готов организовать поставку леса «Компани дю Норд» при условии, что ему передадут четыре оставшихся векселя. Другими словами, он готов принять гарантии вашего торгового дома взамен наличного серебра. Обязательства Дома Хакльгебера будут исполнены до конца дня, и ничья репутация не пострадает – завтра, как и вчера, Лотар фон Хакльгебер будет Ditta di Borsa, а краткий миг сомнений в его надёжности, потребовавший пригласить столько уважаемых юриспрудентов, если и останется в памяти, то лишь как очередной пример необъяснимой паники, которой так подвержены рынки по всему миру.
Теперь всё это предстояло объяснить тучному немцу в дальнем конце комнаты. По его возрасту, манере держаться и заискивающему отношению остальных Элиза предполагала, что он подотчётен лично Лотару фон Хакльгеберу. Старший банкир явно почти не знал английского, что до сей минуты было ему скорее на руку: он оценивал общее настроение присутствующих, борьбу воль и баланс сил. Он увидел, как Элиза вошла в помещение, где царил дух осаждённого бастиона. Однако она изумила противников, когда не воспользовалась своим преимуществом и предложила мировую. Изумление сменилось облегчением, когда появился мсье Дюран. Всё это старый банкир наблюдал, не понимая частностей; чем больше его подчинённые успокаивались, тем подозрительнее становился он сам. Теперь он выслушивал на немецком условия мировой, и условия эти явно ему не нравились.
– Должны ли мы понимать, – перевёл его ответ лондонский представитель, – что Франция получит – вдобавок к уже вам вручённым ста тысячам ливров и четырёмстам тысячам ливров, находящимся сейчас в Дюнкерке, – ещё на четыреста ливров балтийского леса, и всё это в обмен на пятьсот тысяч ливров во французских правительственных обязательствах?
– Я посоветовала бы вам так не кричать, – сказала Элиза. – Голоса слышны на улице, а на Эксчендж-элли собрались люди из Сити, до которых дошли слухи о несостоятельности Дома Хакльгебера. Как только я переступлю этот порог, меня начнут допрашивать с пристрастием, как узника Инквизиции, сумели ли Хакльгеберы выполнить свои обязательства. Благодаря любезному предложению мсье Дюрана я могла бы ответить положительно. – Она полуобернулась к двери и положила руку на задвижку. В помещении сразу стало темнее – дельцы на улице, заметив Элизино движение, придвинулись ближе к окнам, заслоняя свет. – Мне непонятны ваши слова о четырёхстах тысячах ливров там и тут; я всего лишь женщина и ничего не смыслю в цифрах.
Задвижка под её рукой щёлкнула, как взводимый курок. Сзади оглушительно взревели по-немецки. Элиза не разобрала слов, но в следующий миг к ней подскочил поверенный:
– Мой клиент готов рассмотреть предложение и охотно его примет, буде удастся согласовать взаимоприемлемые условия.
– Тогда, пожалуйста, согласуйте их с мсье Дюраном, – сказала Элиза, – а я выйду подышать воздухом.
– И?..
– И объявить лондонскому Сити, что Дом Хакльгебера по-прежнему Ditta di Borsa, – добавила Элиза.
– Что вы там кричали через плечо, когда выходили в дверь? – спросил Боб Шафто. – Я не разобрал вашего французского.
– Да ничего особенного, просто вежливо распрощалась, – сказала Элиза. – Поздравила старичка с тем, как ловко он всё уладил, и выразила надежду на дальнейшее сотрудничество.
– А что он на это ответил?
– Ничего, просто устремил на меня полный благодарности взгляд.
– Вы говорили раньше, в Сен-Мало, когда мы… – начал Боб и тут же сбился с мысли, посмотрев на Элизин живот.
– Когда мы были вместе.
– Да, и вы сказали, что хотите наступить Лотару на горло. И вроде своего добились. Но вы его отпустили?