– Мистер Фут! – крикнул Джек огненному пятну, преследующему деморализованного врага. – Поворачивайте-ка к реке. Ничто, кроме пыли и песка, не отделяет нас больше от дворца Великого Могола в Шахджаханабаде, и лучше бы ему сразу расщедриться, не вынуждая нас упаривать мочу в его городе.
– Теперь вы великий человек, Роджер, и богаче Великого Могола.
– Мне говорили, Даниель, но ничего, я не прочь выслушать это ещё раз.
– И вы человек в какой-то мере образованный.
– Я предпочёл бы услышать «умный», но продолжайте свою лесть, столь для вас несвойственную.
– Так вот. Какое метафизическое значение вы придаёте тому, что не можете заплатить за чашку кофе?
– Позвольте, Даниель, я только что заплатил, и не за одну, а за две, если то, что перед вами, – не мираж.
– Но вы не платили, милорд. Кофе принесли и записали на ваш счёт в конторской книге миссис Блай.
– Вы сомневаетесь в моей платежеспособности?
– Я сомневаюсь в платежеспособности всей страны! Выверните-ка ваш кошель. Прямо на стол. Давайте глянем.
– Не паясничайте, Даниель.
– Ах, теперь я паясничаю.
– С тех пор, как вам вырезали камень, в вас появилась какая-то странная ребячливость.
– Держу пари на всё содержимое моего кошелька, что всего содержимого вашего не хватит на ведро тресковых голов.
– Будь в вашем кошельке хоть столько, вы бы уже плыли в Массачусетс. Это все знают.
– Вот видите? Вы боитесь принять пари.
– С какой стати вам вздумалось поговорить о том, что в Англии нет денег?
– Вы сейчас важная птица, слухи носятся вокруг вас, как чайки вокруг рыбачьей лодчонки, вот я и хочу, чтобы вы каким-то образом отправили меня в Америку… ну вот. Ладно, ладно, я подожду, пока вы отсмеётесь. Когда снова будете меня слышать, махните рукой. А, отлично. Так вот, хорошо вам, Роджеру Комстоку, иметь неограниченный кредит и получать кофе и дома по первому слову. Многие другие влиятельные особы пользуются той же привилегией, включая нашего короля, который финансирует нынешнюю войну посредством каких-то алхимических манипуляций. Однако от нас, простых смертных, ждут платы за покупки, а платить-то нам нечем. Говорят, Америка купается в пиастрах, и хотел бы я на это поглядеть, да только шкипера не верят в долг, по крайней мере, натурфилософам… О да, милорд, смейтесь, смейтесь. Я здесь, в кофейне миссис Блай, исключительно в качестве придворного шута и прошу лишь по серебряной монете за каждый ваш смешок и по золотой – за взрыв хохота. Ещё изволите? Как, денег нет? Ваша мошна болтается, как мошонка мерина? Обычное дело, Роджер, и напоминает мне о другом вопросе, который я коротко изложу, покуда вы сморкаетесь и утираете слёзы: что будет, если все долги, личные и государственные, стребуют разом? Что, если миссис Блай выйдет из своего уголка, неся конторскую книгу на обширной груди, как Библию на аналое, и скажет: Роджер Комсток, вы должны мне свой вес рубинами, расплатитесь немедленно!
– Но, Даниель, такого не случается. Если миссис Блай нужны кофейные зёрна, она может пойти в порт, показать шкиперам свою конторскую книгу или, на худой конец, свой аналой и сказать: «Вот, самый влиятельный человек в Лондоне – мой должник, я могу представить залог, одолжите мне тонну мокко – и не пожалеете!»
– Роджер, что такое конторская книга миссис Блай, разрази её гром – приношу извинения, миссис Блай! – как не чернильные закорючки? У меня есть чернила, целый бочонок, я могу надёргать из гуся перьев и рисовать закорючки сколько влезет. Но это просто значки на бумаге, видимость. И значит, наша коммерция зиждется на видимости, в то время как испанская зиждется на серебре.
– Некоторые сказали бы, что это свидетельствует о нашей высокоразвитости.
– Я не из тех мракобесов, что считают кредит изобретением дьявола, и нечего меня с ними верстать. Я говорю лишь, что чернила, высыхая на бумаге, становятся хрупкими, и финансовая система, выстроенная на чернилах, тоже будет хрупкой – настолько, что может рассыпаться в любой миг. В то время как золото и серебро ковки, податливы…
– По мнению некоторых, это оттого, что их атомы, или частицы, обволакивает подвижная ртуть…
– Увольте.
– Минуту назад вы сами требовали от меня метафизики.
– Вы меня дразните, Роджер. Ладно, ладно, забавляйтесь, я не в претензии.
– Даниель, вы правда хотите отправиться в Массачусетс и оставить всё это позади?
– Всё это куда забавнее, чтобы не сказать прибыльнее, для вас, чем для меня. Я хочу отрешиться от мелочных забот, уехать в глушь и работать.
– Что, в вигваме? Или вы уже присмотрели пещеру?
– Там осталось достаточно деревьев.
– Вы намереваетесь жить на дереве?
– Нет! Срубить их, выстроить дом.
– Боюсь, Даниель, вы непривычны к такой работе.
– Но я умею учиться.
– Куда надёжнее рассчитывать на какой-либо общественный институт. Вы могли бы стать викарием в пуританской церкви.
– В пуританских церквях нет викариев.
– Ах да… ну что ж, вас могут взять в Гарвард.
– Могут взять, а могут не взять.
– Вот, Даниель, метафизическое истолкование ваших обстоятельств.
– Я весь обратился в слух.
– Вы ещё нужны Англии!
– Боже милостивый! Чего ещё ей от меня нужно?
– Сейчас я к этому перейду. Но прежде я предлагаю сделку.
– Подразумевается ли оплата серебром? Или чернильными закорючками?
– Подразумевается синекура для Даниеля Уотерхауза. В Колонии Массачусетского залива.
– А я, чёрт побери, здесь, по другую сторону океана!