Подобно французам, крокодилы следовали своей природе, не видя надобности в притворстве или оправданиях, и потому держались с величавым сознанием собственного достоинства, которым Джек отчасти даже восхищался. Он лишь предпочёл бы более теплокровных врагов. Впрочем, если подумать, королева Коттаккал принадлежала к теплокровным и даже – кто бы усомнился! – к млекопитающим; это было так же верно и очевидно, как то, что она ему враг. Выходило, что разница несущественна.
Джек не мог придумать ничего лучше, чем кинуть вторую курицу в другую сторону, чтобы на время отвлечь крокодилов и рвануть к мачтам. Для этого надо было переложить её в правую руку, а бамбучину – в левую. Только сейчас он заметил на конце палки металлический наконечник с загнутым зубцом. Это был гарпун. К другому концу была привязана верёвка – Джек, сам того не замечая, тащил её за собой. Теперь он хорошенько дёрнул. Узел на конце верёвки, завязанный, чтобы она не выскальзывала из рук, подпрыгнул на коряге, и Джек поймал его в воздухе. Через десять секунд курица уже болталась на хвосте гарпуна, схваченная удавкой за шею. Джек зашвырнул её в воду на середину промежутка между собой и мачтами, где крокодилов пока не было. Те, естественно, устремились к добыче; бугорчатые хребты скользили под водой, не нарушая тёмную гладь. Джек, не теряя времени, забежал в воду и, зайдя по пояс, перебросил острогу через мачты. Она плюхнулась в воду по другую сторону плота – во всяком случае, так Джек рассудил по звуку. Следить за её траекторией он не мог, потому что два крокодила уже карабкались друг на друга, торопясь до него добраться. Джек отбежал в заросли и, прежде чем вновь обернуться к реке, выхватил ятаган.
Вторую курицу уже заглотил, не жуя, огромный старый крокодилище. Верёвка теперь тянулась от его пасти, через плот, к бамбуковому древку. Мачты продолжали плыть; острогу заволокло на них, так что она в конце концов зацепилась наконечником за трос, которым были связаны брёвна. Что чувствовал крокодил, когда верёвка натянулась и потащила курицу обратно, Джек мог только догадываться; вопрос о том, что думала курица (которая в каком-то смысле могла ещё оставаться живой), следовало предоставить метафизикам. Внешние следствия были таковы: мачты перестали двигаться, а крокодил разозлился. Джек предполагал, что очень большой и очень старый крокодил гордится своей работой: тем, что глотает и переваривает без разбора, – и должен был расценить попытку выдернуть еду у него из желудка как тяжкое оскорбление. В общем, крокодил возмущённо забил хвостом. И тут случилось то, на что Джек не рассчитывал, но что оказалось ему в высшей степени на руку: остальные крокодилы услышали плеск и ринулись к нему со своей возможной (и, надо сказать, пугающей) быстротой.
Джек, зная, что второго шанса не будет, ринулся в воду. Половину расстояния он преодолел по дну, потом оно ушло из-под ног. В башмаках и с саблей плыть было невозможно. Джек стянул один башмак и уже собирался выпустить из рук, когда что-то заставило его обернуться. К нему приближался крокодил. Джек бросил в него башмаком, который исчез так же быстро, как курица. Через несколько мгновений второй башмак отправился вслед за первым. Джек тем временем стаскивал с себя пояс, на котором висели ножны. Пояс полетел в крокодила и пропал в его пасти. Саблю Джек метнул в плот, и она, на удачу, воткнулась в мачту. Он взмахнул ножнами, словно собираясь бросить из вслед поясу и башмакам. Крокодил, устремив на него щелевидные зрачки, распахнул пасть, чтобы схватить добычу, и Джек, не выпуская ножен из рук, втолкнул их между огромными челюстями, как распорку.
Напрасно он рассчитывал, что противник так и останется с открытой пастью: ножны доставили тому лишь несколько неприятных мгновений, однако, как Джек уже не раз убеждался на примере других противников, порою большего и не требуется. Пока крокодил избавлялся от досадной помехи во рту, Джек разоблачился. Пока другой крокодил заглатывал его одежду – доплыл до мачт. Пока два крокодила спорили за право первым его схватить – выбрался на плот и выдернул из мачты саблю. К плоту стремительно – так, словно его тянули на буксире за парусным кораблём, – приближался молодой крокодил. Он с разгона преодолел половину фок-мачты, и Джек аккуратно снёс ему голову. Туловище рухнуло в воду и стало пищей другим крокодилам. Второй взмах сабли перерубил верёвку гарпуна, и мачты вновь двинулись по течению. Вскоре они миновали подводную отмель и вплыли в гавань, медленно вращаясь в невидимом водовороте.
Здесь же была и королевская барка. Со второй попытки Джек добросил верёвку до товарищей, и те, сматывая её, подтащили мачты вместе с ним, как рыбину.
Джек успел обгореть, однако экваториальное солнце казалось целительным бальзамом в сравнении со взглядом королевы Коттаккал.
– Я оценил мудрость вашей традиции, о королева, – сказал Джек, когда его плот приблизился к барке. – И один на тысячу не вышел бы живым из этого испытания. А насколько я могу судить, один на тысячу – нормальная пропорция честных людей в любом сообществе.
Однако здесь его речь грубо прервал вопль почти всех сидящих в лодке. Джек обернулся и увидел исполинского крокодила, добрых двадцать футов с походцем, который не столько взбирался на мачты, сколько вдавливал их в воду своим весом. Рептилия надвигалась, скользя брюхом по притопленной древесине, но тут с неба дождём посыпапись Шафто: Джимми и Дэнни запрыгнули на плот между Джеком и крокодилом. Ребята замахали вёслами перед пастью крокодила, который продолжал вползать на мачты, будто вёсла – французские батоны. Он наверняка позавтракал бы младшими Шафто и закусил Джеком, но тут найяры в барке открыли огонь из мушкетонов.