Смешенье - Страница 269

269

– Упали в реку за несколько миль до Веракруса, – беспечно отвечал Джек, – и теперь, наверное, уже доплыли до Мексиканского залива. Вы их случаем не видели?

Лишь этими словами они и успели обменяться, прежде чем всё заглушили ликующие возгласы с «Минервы». Матросы столпились на палубе и сейчас разглядели, сколько участников «сухопутной» партии уцелели после полутора лет в Новой Испании. Они так искренне радовались и удивлялись, что Джек понял: никто из участников «морской» партии не рассчитывал снова увидеть живого Шафто. Сам он, одно за другим узнавая знакомые лица и видя совсем мало новых, чувствовал себя наседкой, пересчитывающей цыплят. «Минерва» выглядела как никогда справно. Очевидно, торговля в Перу прошла успешно, а все повреждения, причинённые штормами у мыса Горн, устранили в каком-нибудь Карибском порту. Коли так, это доказывало дальновидность ван Крюйка, поскольку Веракрус был портом разом нищим и дорогим – самым неподходящим местом, чтобы снаряжать корабль для рейса через Атлантику.

– Давайте загружаться и валить из Новой Испании, – сказал Джек после того, как обнялся со всеми. – Ещё, раз уж мы здесь, я хотел бы поддержать традицию Иеронимо…

– Что за традиция? – полюбопытствовал Вреж, одетый с ног до головы как преуспевающий купец.

– Сжигать Веракрус при всяком удобном случае.

– Мы будем несколько месяцев процеживать залив, пока не выудим капитанские книги, – сказал Даппа, когда все отсмеялись. Он единственный на борту не состарился на несколько лет, и зубов у него было больше, чем у любых четырёх моряков вместе взятых.

– Я пошутил. Мы привезли книги, а заодно письмо, – сказал Джек.

– От кого? – спросил Вреж.

– Не знаю, – отвечал Джек. – Эдмунд де Ат мог бы мне прочесть…

– Ты ему не доверяешь! И правильно, – сказал ван Крюйк.

– Напротив. В инквизиционной тюрьме я доверил ему свою жизнь, а он мне – свою. Он странный, но безобидный.

– Тогда почему не дал ему письмо?

– Потому что знал: ты бы ему не доверился.

– Он по-прежнему в Веракрусе? – спросил Вреж.

– Как вы наверняка знаете, в Гаване собирается испанский флот, чтобы доставить в Кадис тридцать миллионов пиастров, – сказал Джек. – Четыре дня назад несколько галеонов вышло из Веракруса к Гаване. Эдмунд де Ат отправился на одном из них. Я уже выплатил ему комиссионные за посредничество.

– При всей твоей любви к этому человеку… – начал Даппа.

– Я не говорил о любви, – поправил Джек.

– Вот и отлично. Я рад, что он отправился на другом корабле.

– Нельзя терять время, – сказал ван Крюйк. – Если мы выйдем одновременно с испанским флотом, то избавим себя от многих хлопот. Все пираты в Карибском море будут охотиться за галеонами.

– Охотиться они будут, это да, – задумчиво произнёс Джек.

– И нас примут за голландского капера, – пообещал ван Крюйк.

– Или за тяжеловооружённое судно с грузом сахара, направляющееся в Амстердам или Лондон, – подхватил Даппа.

– Так или иначе, ни один нормальный буканьер не станет тратить время на нас, когда через то же море держат путь тридцать миллионов пиастров.

Серебро выкопали и положили в трюм рядом с серебром из Перу и золотом из Бразилии. Разумеется, книги ван Крюйка отправились на борт первыми. Он ворчал, что Джек плохо приконопатил назад крышку, и грозился спустить с него шкуру, но когда сундук вновь водворился в каюте, голландец выглядел таким счастливым, каким Джек не видел его много лет.

Некогда было даже открывать сундук. На то, чтобы забрать и погрузить серебро, ушло четыре дня, показавшиеся Джеку длиннее, чем всё время, проведённое в Новой Испании. Он старался не сходить на берег, а когда сходил, всякий раз чувствовал мгновенный укол страха. Ему казалось, что «Минерва» отплывёт, оставив его в городе, где всё движущееся немедленно окружает туча москитов, а всё неподвижное так же быстро заносит песком.

Сундук вскрыли и письмо прочли только через месяц после отплытия, когда «Минерва» уже миновала Бермудские острова. Для начала Даппа передал его по кругу, чтобы Джек, Вреж и ван Крюйк смогли рассмотреть печать. В красном воске был оттиснут герб настолько сложный, что и не разберёшь; Джек вроде бы нашёл французскую королевскую лилию в одном углу и чайку в другом. Однако все остальные за столом смотрели на него и ухмылялись.

– От кого это, чёрт возьми? – вопросил он.

– Здесь утверждается, что от герцогини Аркашон-Йглмской, – отвечал Даппа.

Известие шибануло Джека, как реем по голове; пока он ошалело молчал, Даппа распечатал письмо и расправил лист на столе.

– На английском, – сказал он и отхлебнул шоколада, готовясь к длинному чтению: – «Джеку Шафто, эсквайру. Напоминают мне, в то время как я вывожу эти строки, неуклонные приливы и отливы у бастионов замка, что иное, канувшее, по видимости, навеки в бездонное море, к ожидающим смиренно неизбежного поворота колеса судьбы, может и возвратиться из влажной крепости Нептуна. Некий человек приходит мне на ум, обуреваемый, в пору нашей последней встречи, дурными порывами, способными стократ более стойких, при столь неотступном своем постоянстве, захлестнуть с головой, впавший в ничтожество худшее смерти; чьё тело пребывало в растлении не менее духа, снедаемое французской болезнью, а также поражённое различными увечиями и ранами…»

– Из которых самую тяжёлую она сама и нанесла, – вставил Джек, смаргивая, – но про которую умалчивает – она же теперь леди.

– Пишет, во всяком случае, как леди, – неодобрительно заметил ван Крюйк.

Даппа раздражённо прочистил горло и продолжил:

269