Напрасно она это сказала: взгляд Россиньоля немедленно переместился с её лица на левую грудь. Вставая с кровати, Элиза завернулась в простыню, но пока боролась с Россиньолем, ткань соскользнула.
– Де ла Вега пригласили меня в восковой амбар, в котором остановились.
Россиньоль фыркнул и закатил глаза.
– До приезда в Лион приглашение бы меня удивило, но место оказалось чудесное. Дом стоит в лугах над Роной в восточной части торговых кварталов. Земли более чем достаточно, и часть её отдали под виноградник. Зимой он не так хорош, как летом, зато погода стояла прекрасная, мы сидели на увитой лозами террасе каменного дома, полного воском, и пили русский чай с литовским мёдом. Дочери воскового магната играли с Жан-Жаком и пели ему колыбельные на идиш. В разговоре с братьями де ла Вега я заметила, что Лион показался мне очень странным.
– Я бы согласился с вашим мнением, мадемуазель, – заметил Россиньоль.
– Мы с тобою находим его странным по разным причинам, Бон-Бон, – возразила Элиза. – Подожди, дай мне объяснить.
– А что твои евреи? Они как думали?
– Думали так же, но держали свои мысли при себе. Моей задачей, Бон-Бон, было их разговорить.
– И поддались ли евреи на вашу игру, мадемуазель? – спросил Россиньоль.
– Ты совершенно несносен! – воскликнула Элиза.
Двадцатичетырёхлетний Самуил де ла Вега был здесь старшим – патриархи клана занимались делами поважнее. Он пожал плечами и сказал:
– Мы здесь, чтобы учиться. Прошу, говорите дальше.
– Я думала, вы здесь, чтобы делать деньги, – промолвила Элиза.
– Это, как всегда, конечная цель. Заработаем ли мы на истории с лесом, ещё предстоит увидеть; но мы слышали о Лионе и хотели бы знать о его странностях.
Элиза рассмеялась.
– Зачем мне говорить больше, если вы сказали достаточно? Вы не уверены, что сможете заработать, о Лионе знаете понаслышке, что отнюдь не говорит о его значимости, и относитесь к нему как к чему-то диковинному. Стали бы вы отзываться так об Антверпене?
– Позвольте объяснить, – сказал Самуил. – В нашей семье мы не считаем прибыль – не заносим её в учётные книги, пока не получим переводные векселя, подлежащие оплате в Амстердаме или (теперь) в Лондоне, выписанные на банкирский дом, имеющий надёжное представительство в каком-нибудь из этих городов либо в них обоих.
– Короче – живые деньги?
– Если хотите. Так вот Якоб Голд по дороге объяснил нам, как устроена система в Лионе.
Якоб Голд так смутился, что Элиза сочла своим долгом подбодрить его шуткой.
– Если бы только я вас подслушала! – воскликнула она. – Только вчера за обедом в доме мсье Кастана мне объясняли эту же самую систему – да в таких восторженных выражениях, что я спросила, почему она не применяется повсеместно.
Слушатели заулыбались.
– И что ответил мсье Кастан? – спросил Якоб Голд.
– Что в других местах люди недоверчивы и не так хорошо знакомы между собой, как в Лионе, не создали такой же сети давних, проверенных отношений. Что они одержимы мелочной, буквальной страстью к деньгам и не верят, что сделка совершена, пока реальные монеты не перейдут из рук в руки.
На лицах собеседников проступило облегчение – они поняли, что не придётся огорошивать Элизу этой новостью.
– Так вы знаете, что в Лионе все расчёты производятся через книги. Человек сидит за конторкой и пишет: «Синьор Каппони должен мне десять тысяч экю с солнцем» – к слову, это платёжное средство имеет хождение лишь в Лионе – и считает, что ссыпал монеты к себе в сундук. На следующей ярмарке у него возникает необходимость перечислить синьору Каппони пятнадцать тысяч экю. Он вычёркивает строку в книге, а синьор Каппони записывает у себя, что этот малый должен ему пять тысяч экю, и так далее.
– Но должны же какие-то деньги переходить из рук в руки! – воскликнул четырнадцатилетний Авраам, у которого такая дикость не укладывалась в голове.
– Да, очень немного, – сказал Яков Голд, – причем лишь после того, как исчерпаны все способы рассчитаться на бумаге путём многосторонних трансферов между разными банковскими домами.
– А не проще ли рассчитываться деньгами? – упорствовал Авраам.
– Возможно – если бы у них были деньги! – Элиза сказала это в шутку, но слушатели на мгновение застыли.
– Почему у них нет денег? – спросил Авраам.
– Разные люди отвечают по-разному. Большинство – что деньги не нужны, потому что система работает идеально. Другие объясняют, что звонкую монету, как только она появляется, вывозят в Женеву.
– Зачем?
– В Женеве есть банк, который в обмен на звонкую монету выпишет вам переводной вексель, подлежащий оплате в Амстердаме.
Глаза у Авраама сверкнули.
– Так мы не одни гадаем, как обратить в деньги полученную в Лионе прибыль!
– Ещё бы! Этот вопрос заботит всех иностранных коммерсантов в Лионе, не готовых поверить, будто запись в книге ничем не хуже чистогана, – сказал Самуил.
– Да кто ж вообще в такое поверит? – спросил Авраам. Якоб Голд ответил:
– Тот, кто здесь давно и кого эта система исправно кормит.
Элиза кивнула.
– Она работает лишь потому, что эти люди прекрасно друг друга знают. Их такое устраивает. Однако мы, чужаки, не можем войти в Депозит, как зовётся здешняя система расчётов.
Яков Голд добавил:
– Она устраивает тех, у кого здесь дома, земли, слуги. Они проворачивают огромные сделки и живут, ни о чём не заботясь. Недостаток денег сказывается, только когда возникает потребность извлечь капитал и переехать в другое место. Однако если такая потребность у вас возникла…