Мысли Джека и возражения кабальеро прервал резкий звук. Раис вытащил из кошеля на поясе монету и бросил на слиток. Она зазвенела и улеглась – серебристо-белая на жёлтом бруске.
– Это пиастр, на случай, если вы забыли цвет серебра, – сказал Наср аль-Гураб. – Под ним – золото.
Мойше прочистил горло.
– Думаю, в еврейском языке нет подходящего слова, – промолвил он, – поскольку мы не рассчитываем на подобное счастье. Однако, если не ошибаюсь, христиане называют это благодатью.
– Я бы назвал это «цена крови», – сказал Даппа.
– Оно всегда было ценой крови, – заметил Иеронимо.
– Ты как-то рассказывал, что на серебряных рудниках Гуанохуато трудятся свободные, – напомнил ему Даппа. – Золото должно быть из Бразилии, где работают вывезенные из Африки рабы.
– Менее получаса назад ты на моих глазах выстрелил в испанского матроса – где тогда были твои принципы? – спросил Джек.
Даппа сверкнул глазами.
– Их пересилило нежелание увидеть, как моему товарищу выпалят в лицо.
Иеронимо сказал:
– План не предусматривал, что мы найдём золото вместо серебра. Теперь у нас в тринадцать раз больше денег, чем мы рассчитывали. Скорее всего дело кончится тем, что мы друг друга перебьём – возможно, сегодня же ночью.
– Твоими устами глаголет твой демон, – изрёк аль-Гураб.
– Мой демон всегда глаголет истину.
– Мы будем продолжать по плану, как если бы это было серебро, – объявил Мойше.
Иеронимо возмутился:
– Вы все или грязные лжецы, или недоумки! Очевидно, нам нет никакого резона отправляться в Каир!
– Резон есть, и самый что ни на есть основательный – там будет ждать Инвестор, чтобы забрать свою долю.
– Сам Инвестор?! Или ты хочешь сказать, представители Инвестора? – встрепенулся Джек.
Мойше ответил:
– Это ничего не меняет, – но встревоженно переглянулся с Даппой.
– Я слышал, как один из чиновников паши шутил, будто Инвестор отправляется в Каир – ловить там Али Зайбака! – Раис хотел разрядить обстановку, однако, к собственному изумлению, добился прямо противоположного результата. Мойше покачнулся, как будто у него потемнело в глазах.
– Зачем тратить время на болтовню о каком-то французишке? – спросил Иеронимо. – Пусть сучий выблядок ловит свои химеры хоть на краю света, нам-то какая печаль?
– Ответ прост: он приставил нам нож к горлу, – отвечал аль-Гураб.
– Это как?! – воскликнул Джек.
– Яхта здесь не только для того, чтобы отвлекать гарнизон, – объяснил корсар. – Для этой цели сгодилась бы любая старая посудина.
– Турок говорит дело, – сказал Даппа Джеку по-английски. – «Яхта» означает «преследователь», и это самый быстроходный корабль, какой я когда-либо видел. Она может кружить вокруг нас, паля из пушек при каждом заходе.
– Так «Метеор» должен уничтожить нас, если мы рыпнемся, – проговорил Джек. – Но как французы узнают, что пора с нами кончать?
– Прежде чем двинуться отсюда, мы должны подать горном определённый сигнал. Если не подадим или подадим неправильный, яхта накинется на галиот, как львица на корзину с цыплятами, – сказал турок. – Подобным же образом мы должны подавать сигналы турецким галерам, которые будут сопровождать нас вдоль берберийского побережья, и французским кораблям, которые сменят их в Средиземном море.
– И ты, разумеется, единственный, кто знает эти сигналы? – со смехом полюбопытствовал Даппа, по обыкновению находя забавным то, что совсем не должно было развлекать.
– Хм… куда катится мир, если французский герцог не готов поверить на слово ватаге развесёлых удальцов вроде нас? – проворчал Джек.
– Интересно, знал ли Инвестор с самого начала, что на бриге золото? – произнёс Даппа.
– Интереснее, узнает ли он об этом завтра? – сказал Джек, глядя в глаза раису.
Аль-Гураб ухмыльнулся.
– На сей счёт сигнала не предусмотрено.
Мойше хлопнул в ладоши и провозгласил:
– Думаю, капитан старается выразить более общую мысль: даже если кто-нибудь… – взгляд в сторону Иеронимо, – склонен обратить неожиданную удачу в предлог для интриг и двурушничества, мы не получим возможности обмануть, предать или убить друг друга, если сейчас же не перетащим золото на галиот и не двинемся дальше.
– Это только оттягивание развязки, – вздохнул Иеронимо. Видно было, что хорошее настроение вернётся к нему не скоро. – Всё равно конечным итогом станут раздоры и кровавая баня.
Он нагнулся и двумя руками с сопением оторвал слиток от штабеля.
– Раз, – сказал Наср аль-Гураб.
Мойше шагнул вперёд и взялся за слиток, присел, поднатужился и поднял его из ящика.
– Не тяжелее деревянного весла, – объявил он.
– Два, – сказал раис.
Даппа, поколебавшись, взялся за слиток, словно золото было раскалено докрасна.
– Белые облыжно называют нас людоедами, – проговорил он, – и теперь я им стал.
– Три.
– Веселее, Даппа, – подбодрил Джек, – вспомни, что вчера ночью я мог убежать, но послушался беса противоречия.
– И что с того? – бросил через плечо Даппа.
– Четыре, – сказал аль-Гураб, глядя, как Джек берёт слиток. Джек двинулся по трапу вслед за чернокожим.
– У меня одного был выбор. И – что бы ни говорили кальвинисты – никто по-настоящему не погиб, пока сам себя не сгубил. Вы все – просто звери, которые отгрызают себе ноги, чтобы выбраться из капкана.
Когда, преследуемые
Врагом Ожесточённым, падали в провал
Стремглав под сокрушительной грозой
Разящих молний, жалостно моля
Спасения у бездны и в Аду ища убежища; когда в цепях,
На серном озере, стенали мы, Не хуже ль было?