Смешенье - Страница 168

168

Роджер терпеливо кивал, как будто бы альянс давно предусмотрел описанный ход событий. Даниель не мог проверить, так это или нет, но, странным образом успокоенный, продолжил:

– С риском показаться рьяным приверженцем Королевского общества…

– Пустое! Половина альянса – члены Королевского общества. И все чему-либо привержены.

– Прекрасно. В таком случае скажу, что на Монетном дворе вам нужен натурфилософ, а не обычный временщик, пьяница и мздоимец.

Джентльмен, стоявший неподалёку от Роджера и беседовавший либо делавший вид, что беседует с другим господином, вскинул голову. Даниель понял, что говорил слишком громко.

Джентльмен яростно смотрел на Даниеля из-под рыжего парика, новомодного, узкого, с длинными локонами на спине. Парик говорил, что его обладатель богат, влиятелен, но не любит французов. Это означало Высокую церковь, старые деньги, осторожную поддержку монархии – то, что теперь называлось «тори». Странно, что он проводит время здесь – у миссис Блай собирались виги. Посему-то Даниель и счёл маловероятным, что джентльмен вызовет его на дуэль.

Роджер приметил, как Даниель всё это примечает, и не обернулся, но мельком поднял взгляд на стекло у Даниеля над головой и секунду-другую с интересом изучал отражение, что, впрочем, не мешало ему в то же время говорить:

– Да, любой посетитель этой кофейни, за одним или двумя исключениями, будет предпочтительнее нынешних хозяев Монетного двора, этих хапуг.

Даниель смотрел на Роджера, но видел, как джентльмен отвернулся, поставил чашку на буфет и, положив руку на эфес шпаги, принялся, по всей видимости, обозревать веселящихся вигов.

– И, следовательно, любой член Королевского общества справится отлично. Однако просто «отлично» для нас недостаточно хорошо. Обычно мне требуются часы, чтобы это объяснить. Вы, слава Богу, поняли сразу. Судьба Британии и всего христианского мира зависит от способности новой английской монеты вытеснить дурную – смести всех противников и привлечь к нашим берегам золото и серебро со всех концов земли. Качество монеты лишь отчасти определяется чистотой металла, которую в силах обеспечить любой натурфилософ. Это ещё и вопрос доверия, престижа.

Даниель, поняв наконец, к чему клонит его собеседник, осел на стуле и закрыл лицо руками.

– Чтобы залучить его, вам нужен не я. Он давно меня не слушает. Вам нужен Фатио, Фатио, Фатио!

– Всем известна его фатиоальная страсть. Однако страсти преходящи. Вы знаете его дольше, чем кто-либо, Даниель. Вы нужны Англии! Массачусетская синекура ждёт!

Даниель развёл пальцы и глядел в щёлочки между ними. Не в силах смотреть Роджеру в лицо, он изучал дальний конец помещения. Эндрю Эллис – субтильный молодой человек с завязанными в хвост белокурыми волосами, безобидный и приятный в общении депутат Парламента – шёл к ним, держа в каждой руке по бокалу кларета и явно намереваясь разделить с Роджером приятство своего общения. Если у Даниеля оставался шанс выкрутиться, его надо было использовать сейчас. Для Роджера Комстока молчание означало не просто согласие, но священную клятву.

– Вы не знаете, что предлагаете, собираясь ввести его в Тауэр, доверить ему свои деньги. У него странные воззрения, тёмные тайны.

– Про непотребство я всё знаю.

– Нет, я не об этом.

– Алхимия – ещё более распространённый порок.

– И не об этом тоже. Роджер, он – еретик.

– Кто бы говорил!

– Я хочу сказать, он даже в Троицу не верит!

У Роджера глаза стали стеклянные, как всегда, когда при нём разговор пытались свернуть на абстрактно-богословские темы. В отличие от обычного человека, чьи глаза стекленеют постепенно, Роджер умел делать это враз, будто перед ним с большой высоты опустили оконную раму. Даниель сильнее развёл пальцы, чтобы не пропустить столь занимательный феномен, но внимание его отвлекло нечто ещё более странное: дорогой рыжий парик, повисший в воздухе за Роджеровым стулом. Владелец выскользнул из-под него, словно атакующая кобра, а парик просто оставил позади. Разумеется, парик всё-таки упал на пол, но владелец, у которого оказались тоже рыжие, коротко подстриженные волосы, уже нашёптывал что-то Эндрю Эллису. Вероятно, что-то крайне шокирующее, судя по гримасе изумления – нет, ужаса – на обычно сияющем лице юноши.

Даниель привстал, чтобы лучше видеть, и узрел следующую картину: рыжий джентльмен отступал от Эллиса, но тот двигался вместе с ним как приклеенный. Эллис тихонько вскрикнул.

Даниель не верил своим глазам.

– Роджер, я почти готов поклясться, что мистеру Эллису откусывают ухо.

Роджер встал, обернулся и быстро убедился, что так оно есть. До сих пор затянувшееся откусывание уха оставалось почти незамеченным, потому что жертва от изумления утратила дар речи, а обидчик тоже не мог говорить членораздельно, только очень тихим скрипучим голосом бормотал: «Значит, вы хотели шепнуть что-то на ушко Роджеру Комстоку? Так пожалуйте мне ваше ушко».

Как ни странно, Роджер, встав, привлёк общее внимание к этой сцене. До собравшихся начало доходить, что происходит.

– Ради Бога, сэр! – выкрикнул Эллис и начал оседать на обшитую деревянными панелями стену. Рыжеволосый джентльмен, бульдожьей хваткой вцепившийся в его ухо, продолжал мерно двигать челюстями, перегрызая хрящ, поэтому вынужден был упереться руками в стену по обе стороны Эллисовой головы, чтобы не упасть вместе с ним. Несколько вигов вскочили с мест, чтобы вмешаться, но недавний собеседник рыжеволосого джентльмена развернулся к ним и до половины вытащил шпагу из ножен. Они отпрянули, как от хлопушки.

168