– Биение лондонского сердца порою слышно через Ла-Манш. Я предпочитаю тишину.
Лет двадцать назад Джек счёл бы эти слова странным, не относящимся к делу замечанием, сейчас воспринял их как более или менее прямой приказ отправляться в Лондон, разрушить Монетный двор и сровнять Тауэр с землей. Здесь возникало больше вопросов, чем ответов, и в первую очередь: с какой стати Джеку исполнять прихоти французского короля, тем более опасные? По всему выходило, что Луй спас Джека от герцога д'Аркашона, который, в свою очередь, спас его от де Жекса; однако король, безусловно, слишком умён, чтобы ждать от Джека услуг только на этом основании.
– Я понял, о чём вы, и не могу выразить, как польщён, что вы считаете меня способным на это дело.
– Сущий пустяк в сравнении с прежними вашими подвигами.
– Однако тогда у меня были помощники. И план.
– План благоприятствует успеху.
– Его выдумал не я. Мой специалист по планам сейчас где-то к северу от Рио-Гранде, и связаться с ним нелегко.
– Да, но план отца Эдуарда де Жекса в конечном счёте оказался умней, не так ли?
– Вы хотите сказать, что мне будет помогать он?
– Вы получите всё потребное для исполнения предписанного, – сказал Луй, – и к тому же будете избавлены от бремени прошлого, которое могло бы вам помешать.
Он взял понюшку и с громким щелчком захлопнул драгоценную табакерку. Вероятно, это был условленный сигнал, потому что двери в дальнем конце залы внезапно распахнулись, и вошли трое: Вреж Исфахнян, Этьенн д'Аркашон и Элиза.
Они вошли стремительно, приветствовали короля поклоном или реверансом, а Джека словно и не заметили – в присутствии монарха не положено больше никого видеть. Джеку так было и лучше. Он не знал бы, что сказать каждому из этих людей, даже будь они по отдельности. Присутствие всех троих разом вызывало оторопь, а значит, Джек более обычного рисковал поддаться бесу противоречия. Вреж и Этьенн краем глаза следили за Джеком, что было с их стороны вполне разумно. Элиза повернулась так, чтобы не видеть его. Джеку показалось, что глаза у неё красноваты.
– Мсье Исфахнян, – сказал король Франции, – мы слышали, что вас ввели в заблуждение, под влиянием коего вы поклялись отомстить мсье Шафто. Как мы только что объяснили, мы, как правило, не снисходим до мелочных дрязг, но в данном случае сделаем исключение, поскольку мсье Шафто намерен оказать нам услугу. Дело это может потребовать много лет. Для нас крайне нежелательно, чтобы ваша вендетта мешала его трудам. Мы слышали, что недоразумение разрешилось, из чего заключаем, что обиды прощены. Однако нам хотелось бы, чтобы господа Исфахнян и Шафто в нашем присутствии пожали друг другу руки и поклялись, что между ними больше нет вражды. Разрешаем вам поговорить между собой.
Вреж, судя по всему, вышел из каземата некоторое время назад – успел приодеться и набрать несколько фунтов веса, короче, подготовился к встрече.
– Мсье Шафто, вечером того дня, когда вы въехали на коне в бальную залу и отрубили руку вот ему, – кивок в сторону Этьенна, – начальник полиции явился в дом, в котором моя семья вас приютила…
– Сдала мне угол, чтобы быть точным, – сказал Джек. – Но ты продолжай.
– Моих близких забрали и бросили в тюрьму, из которой не все вышли живыми. Тогда я поклялся тебе отомстить. Годы спустя пламя моей страсти, которая наконец улеглась, обманом разожгли коварные люди, и я стал изыскивать способ погубить тебя, как, я думал, ты погубил моих близких. В Маниле я встретился с отцом Эдуардом де Жексом, которого считал благодетелем своей семьи, и вступил с ним в сговор против тебя и наших товарищей. Благодарение Богу, иных уже нет на свете, другие живут собственной жизнью в Японии, Нубии, Квинакутте и в Новой Мексике. Из тех, кто был на корабле, когда его посадили на риф, все обрели свободу, кроме тебя. Тебе я причинил тяжкий вред.
– Не больший, чем я тебе в 1685-м.
– За то, что ты сделал в 1685-м, я тебя простил. За то, что я о тебе думал, надеюсь, ты простишь меня. В знак этого вот тебе моя рука.
В продолжение разговора Вреж держал руки на груди, немного неловко, как будто правая ранена и её надо поддерживать левой. Сейчас он протянул её для рукопожатия, не разгибая локтя. Тем не менее, Джек, проживший бок о бок с Врежем больше десяти лет, не сомневался в его искренности и без колебаний протянул руку.
Вреж посмотрел ему в глаза.
– За Мойше, Даппу, ван Крюйка, Габриеля, Ниязи, Евгения, Иеронимо и мистера Фута! – сказал он.
– За десятерых, – согласился Джек и сжал руку Врежа так сильно, что она разогнулась в локте. Что-то тяжёлое выскочило у армянина из рукава и ободрало Джеку костяшки пальцев. Вреж успел левой рукой придержать предмет, пока тот не упал. Теперь Джек видел, что это двуствольный карманный пистолет.
Не зная, что Вреж задумал, Джек выпустил его руку и загородил собой Элизу. Раздался грохот, и Этьенн д'Аркашон рухнул на пол.
– Простите, ваше величество, – сказал Вреж. Над пистолетом в его руке поднималась струйка дыма.
Джек стоял между Элизой и Врежем, но она хотела видеть, что происходит, и двигалась вбок, вынуждая двигаться и его. Двери резко распахнулись, в них ворвалось облако перьев, кружев, стали – с десяток вооружённых дворян.
– Я мог бы бежать, возможно, даже спастись, – продолжал Вреж. – Но тогда подозрение пало бы на моих близких, которые, ваше величество, ни в чём не виновны.
– Мы понимаем, – сказал Людовик. – Мы всегда понимали.
Вреж развернул пистолет и выстрелил себе в рот.
– Мсье Шафто, вас не следовало вновь приглашать в эту залу – вы с ней не ладите, – тоном лёгкого неудовольствия успел произнести король, прежде чем их окружили придворные со шпагами наголо.