Смешенье - Страница 90

Таким образом я вызнала, что в июле Лотар выехал из Лейпцига с большим обозом и наёмной охраной в Кадис, где заключил некую сделку, а оттуда в Санлукар-де-Баррамеда, где рассчитывал в первую неделю августа провернуть другую. Однако что-то разладилось. Лотар пришёл в дикую ярость и разослал гонцов и шпионов во все стороны. Через несколько дней он отправил обоз в Аркашон трудным и долгим сухопутным путём, сам же отбыл туда в наёмной барке. Едва обоз добрался до Аркашона, Лотар, прибывший туда раньше, велел поворачивать в Марсель. Путешествие стоило жизни одному человеку и нескольким лошадям, тем не менее в Марсель они опоздали – к чему именно, слуги не знают, – и двинулись вдоль Роны в Лион, где Лотар чувствует себя больше в своей стихии. Разумеется, я была уже в Лионе, где герцог д'Аркашон оставил меня неделей раньше, – из чего могу заключить, что именно герцога Лотар надеялся застать в Марселе и теперь дожидается в Лионе. Я едва не написала «как паук в паутине», но сообразила, как это смехотворно, ведь Лотар – простой барон, а герцог – пэр Франции, один из главных людей королевства. Я остановила перо, сочтя нелепым сравнивать немецкого барона с пауком, а герцога д'Аркашона – с мухой. Тем не менее внешне Лотар куда страшнее. В доме Гюйгенса я видела паука под лупой, и Лотар, с его круглым брюшком и следами оспы на лице, похож на эту тварь больше, чем кто-либо иной. По-паучьи восседал он за обедом: казалось, будто все опутаны клейкими нитями, тянущимися к его запачканной чернилами перчатке, и, желая получить от кого-нибудь ответ, он просто дёргает паутину. С той же настойчивостью Лотар пытался выпытать у меня, когда господин герцог возвращается во Францию. Стоило мне отбить одну вылазку, он отступал и заходил с другого фланга. Воистину это походило на поединок с восьминогим чудищем. Мне потребовалась вся моя сообразительность, чтобы ничего не выболтать и не угодить ни в одну из словесных ловушек. Я была утомлена, поскольку весь день провела с одним из конкурентов Лотара, пытаясь договориться о весьма сложной операции. В своей наивности я ожидала весёлой светской болтовни, а никак не форменного допроса. Этот неумолимый человек подобно инквизитору мгновенно чувствовал любую уклончивость, любое противоречие в моих ответах. Хорошо, что я пришла одна, не то моему спутнику, кто бы он ни был, пришлось бы вызвать Лотара на дуэль. Наш хозяин чуть сам этого не сделал, так возмутило его поведение гостя. Однако я думаю, Лотар и здесь поступал сознательно: таким образом он хотел через меня передать герцогу, что очень зол за происшедшее в Санлукар-де-Баррамеда и считает себя в состоянии войны, когда отбрасываются все правила приличия.

Вы, наверное, испугались, что я хочу истребовать от Лотара формальных извинений и выбрала Вас на неблагодарную роль посредника. Отнюдь, ибо, как я писала, Лотар явно не намерен извиняться. Он недвусмысленно показал это своим поведением за обедом, о чём, не сомневаюсь, стало известно всем членам Депозита. Банкиры, с которыми я вела переговоры, внезапно струсили и пошли на попятный, за исключением одного генуэзца, известного выжиги, который заломил немыслимый процент «на покрытие чрезвычайных мер безопасности» и потребовал внести в соглашение странный пункт, а именно, что он примет серебро, но не золото.

Боюсь, что под конец обеда я дала слабину. «Сколько мадемуазель пробудет в Лионе?» У меня нет чёткого плана, майн герр. «Но разве на четырнадцатое октября не назначен приём в особняке Аркашонов?» Кто вам это сказал, майн герр? «Кто сказал, вас не касается, мадемуазель, но ведь дата назначена? И соответственно, вы кривите душой, утверждая, будто у вас нет чёткого плана?» И так далее. Лотар явно знал больше, чем следует – очевидно, у него есть шпионы в Версале и Париже, – и каждая его реплика была как удар в живот. Я не выдерживала натиска. К концу обеда он должен был понять, что герцог проедет через Лион в первую или вторую неделю октября. Уверена, сейчас он там, ждёт. По каким только можно каналам я известила военно-морское командование в Марселе, что герцогу по возвращении следует быть крайне осторожным.

Таким образом, герцог предупреждён, и ему ничто не грозит – ибо какой властью располагает один немецкий барон в Лионе? И всё же странная уверенность Лотара меня тревожит.

Совсем недавно, на последнем этапе переговоров с генуэзцем, я, кажется, начала понимать, что движет Лотаром и откуда он столько знает. После долгого спора о золоте и серебре банкир возвёл очи к потолку и обронил какое-то неуважительное замечание касательно алхимиков.

Так вот, за тем злосчастным обедом Лотар не раз уничижительно отзывался о господине герцоге, мол, тот «сам не понимает, во что ввязался». На этом шатком основании я выстроила гипотезу – очень приблизительную, – что корабль, ограбленный в Санлукар-де-Баррамеда, вёз нечто важное для алхимиков, к которым я теперь причисляю и Лотара. Сдаётся, герцог д'Аркашон и его турецкие друзья похитили груз, не ведая, что это такое, и теперь все алхимики против них ополчились. Тогда понятно, откуда Лотар так осведомлен о происходящем в Париже и Версале – и там, и там много членов эзотерического братства. Возможно, они посылают ему депеши.

Я видела Вас, доктор, рядом с Лотаром на балконе Дома Золотого Меркурия в Лейпциге. Всем известно, что он – банкир Эрнста-Августа и Софии, Ваших покровителей. Что Вы можете рассказать об этом человеке и его устремлениях? Ибо большинство алхимиков – шарлатаны или дилетанты, но, если мои догадки верны, он воспринимает алхимию всерьёз.